И ангелов полет - Страница 51

К оглавлению

— Извините, мне, наверное, не следовало говорить вам об этом.

— Почему?

— Потому что если об этом знали другие, то мотив убийства практически ясен.

— Хотите сказать, что Элайаса застрелил настоящий убийца той маленькой девочки?

— На мой взгляд, такое вполне вероятно.

Он кивнул.

— Вы читали материалы следствия?

— Нет, времени не хватило. Я передаю их вам, потому что сторона защиты — в данном случае городская прокуратура — наверняка располагает копиями. Так что в общем-то я даю вам только то, что вы могли бы получить и без меня.

— Как быть с компьютером?

— Я просмотрела файлы. Похоже, ничего такого, чего не было бы в уже открытых документах, там нет. Ничего конфиденциального.

— Хорошо.

— Ох, чуть не забыла.

Она наклонилась к стоящему на полу ящику, достала из него пакет из плотной бумаги и, вскрыв, положила на стол.

Босх наклонился — в пакете лежали два конверта.

— Я нашла пакет в одной из папок, относящихся к делу Харриса. Посмотрите сами, потому что я не знаю, что все это может означать.

На обоих конвертах стоял адрес офиса Элайаса. Обратный отсутствовал. На обоих значился почтовый штемпель Голливуда.

Судя по дате на штемпеле, первый был отправлен пять недель назад, второй — двумя неделями позже.

— В каждый вложено по страничке. На каждой страничке несколько слов. Для меня — полная бессмыслица.

Она начала открывать первый конверт.

— Э...

— Что? — Карла Энтренкин посмотрела на Босха.

— Не знаю. Подумал об отпечатках.

— Очень жаль, но я уже притрагивалась к ним.

— Ладно, открывайте, что уж теперь...

Достав из конверта листок, Энтренкин положила его на стол и повернула так, чтобы Босх мог прочитать написанное. Вверху страницы было отпечатано всего лишь несколько слов:

СТРЕЛА В ГЛАЗ ГУМБЕРТ ГУМБЕРТ

— "Гумберт Гумберт"... — повторил Босх.

— Это имя литературного персонажа, если, конечно, такое можно считать литературой, — сказала инспектор. — «Лолита» Набокова.

— Верно.

Внизу страницы Босх заметил сделанную карандашом надпись:

№2 — 3/12

— Думаю, пометка самого Элайаса или, может быть, секретарши.

Энтренкин открыла второй конверт и развернула второй лист. Босх снова наклонился над столом.

НЕВЕНОВНОСТЬ ДОКАЗЫВАЮТ НОМЕРНЫЕ ЗНАКИ

— На мой взгляд, оба письма пришли от одного и того же человека, — сказала Энтренкин. — Заметьте, слово «невиновность» написано с ошибкой.

— Вижу.

Внизу страницы Босх обнаружил еще одну карандашную пометку:

№ 3 — 4/5

Придерживая кейс коленом, Босх открыл его и достал пластиковый пакет, в котором лежало письмо, обнаруженное в кармане костюма убитого адвоката.

— Это письмо было у Элайаса с собой, когда... когда он ушел из офиса. Я про него совсем забыл. Пожалуй, будет даже лучше, если я вскрою его при вас. Почтовый штемпель тот же, что и на тех двух. Отправлено в среду. Его еще нужно проверить на отпечатки.

Босх достал из кейса пару резиновых перчаток, натянул их, достал письмо из пакета и осторожно открыл его. Оказавшийся в его руках лист бумаги напоминал те два, которые отдала ему Энтренкин. Вверху страницы — одна короткая строчка:

ОН ЗНАЕТ, ЧТО ВЫ ЗНАЕТЕ

Глядя на страницу, Босх почувствовал, как шевельнулось сердце, что бывало всякий раз, когда в кровь поступал адреналин.

— Как вы думаете, что это означает?

— Не знаю. Но не сомневаюсь, что открыть его следовало намного раньше.

Карандашная пометка внизу страницы отсутствовала — вероятно, Элайас еще не успел прочитать сообщение.

— Судя по всему, у нас нет первого, — сказал Босх. — Те помечены номерами два и три, а это пришло позднее — полагаю, адвокат обозначил бы его номером четыре.

— Я тоже так думаю. Но в папках нет ничего такого, что могло бы быть номером первым. Может быть, Элайас выбросил его, не придав значения. Может, он понял что-то только после второго письма.

— Возможно.

Босх знал, что пока у него нет ничего, кроме неясного предчувствия, но оно обманывало редко, и он привык доверяться чутью. Возбуждение, подобное тому, которое охватывает вышедшего на след зверя охотника, горячило кровь, но к нему примешивалась досада: то, что, возможно, было ключевой уликой, лежало в кейсе целых двенадцать часов, а он спохватился только теперь.

— Говард говорил с вами об этом деле?

— Нет, мы никогда не разговаривали о работе. Договорились об этом с самого начала. Мы оба отдавали себе отчет в том, что, если наши отношения перестанут быть тайной, люди сразу начнут выискивать в них что-то... неподобающее. Как же, главный инспектор и один из самых деятельных противников департамента полиции... Ну, вы понимаете.

— К тому же он был женат.

Ее лицо как будто застыло.

— Послушайте, что с вами? Только что мы разговаривали вполне, как мне казалось, доброжелательно, и вдруг вы... Вам хочется поругаться?

— Не знаю, что вас так задело. Да, мне трудно представить, что вы в частных беседах не говорили о департаменте полиции. Так не бывает.

В ее глазах вспыхнули злые огоньки.

— Что ж, мне наплевать на то, чему вы верите, а чему нет.

— Послушайте, мы договорились. Я не собираюсь ни о чем никому рассказывать. Мы оба при желании можем доставить друг другу немало неприятностей. А знаете, что скажут мои напарники, если узнают о нашей договоренности? Они скажут, что я сошел с ума, что мне нужно рассматривать вас не как союзника, а как подозреваемого номер один. Именно так мне и следовало бы поступить, но я привык доверять инстинкту. Полагаться на чутье опасно, потому я и ищу, на что бы еще опереться, за что бы еще ухватиться.